Тихий американец - Страница 56

– Мне, пожалуй, понравился бы ваш отец, – сказал я. – Я ведь сам изоляционист.

В этот вечер тихий Пайл был необыкновенно разговорчив. Я не слушал того, что он говорит, – мысли мои были далеко. Я старался уверить себя, что у мистера Хена есть и другие возможности, кроме самой простой и очевидной. Но я знал, что в такой войне долго раздумывать не приходится, – пускают в ход первое попавшееся оружие: французы – напалмовые бомбы, мистер Хен – нож или пулю. Было слишком поздно убеждать себя, что по природе своей я не судья. Я решил дать Пайлу выговориться, а потом предупредить его. Он мог бы у меня переночевать. Не станут же они вламываться ко мне домой! Кажется, в это время он рассказывал о своей старой няньке. «Я, по правде говоря, любил ее больше матери. Какие она пекла пироги с черникой!» Я его прервал.

– Вы теперь носите с собой револьвер?

– Нет, у нас в миссии запрещено…

– Но вы ведь на секретной службе?

– Какая разница? Если на меня захотят напасть, револьвер не поможет. Притом я слеп, как курица. В университете меня прозвали «Летучая мышь» за то, что я ровно ничего не вижу в темноте. Как-то раз мы дурачились… – Он снова пустился разглагольствовать. Я подошел к окну.

Против моего дома стоял велорикша. Мне показалось, что это уже другой, хотя все они похожи друг на друга. Может, тот и в самом деле ждал седока. Безопаснее всего Пайлу будет в миссии. После того как я дал условный сигнал, они, наверно, успели составить свой план на вечер, – он был связан с мостом в Дакоу. Не знаю, почему они выбрали этот мост. Не будет же Пайл так глуп, чтобы поехать через него после захода солнца? А с нашей стороны мост всегда охранялся вооруженной полицией.

– Обратите внимание, что сегодня разговариваю я один, – сказал Пайл. – Не знаю, почему…

– Ничего, – сказал я. – Говорите. Мне хочется помолчать. Не отменить ли нам ужин?

– Не надо, прошу вас. Мне показалось, что вы больше не хотите иметь со мной дело с тех пор… ну, в общем, понимаете…

– С тех пор, как вы спасли мне жизнь, – сказал я и не смог подавить боли, которую сам себе причинил.

– Нет, я не о том. А помните, как мы тогда по душам поговорили? Будто это была последняя ночь в нашей жизни. Я многое тогда о вас узнал, Томас. Мы смотрим на вещи по-разному, но, наверно, для вас это правильно – ни во что не вмешиваться. Вы стояли на своем до конца; даже когда вам размозжило ногу, вы и то оставались нейтральным.

– Рано или поздно наступает перелом, – сказал я. – И ты не можешь устоять перед напором чувств.

– Для вас он еще не наступил. И вряд ли когда-нибудь наступит. Я вот тоже никогда не переменюсь… Разве что после смерти, – добавил он весело.

– Даже после того, что было утром? Неужели и это не может изменить ваши взгляды?

– Война требует жертв. Они неизбежны. Жаль, конечно, но не всегда ведь попадаешь в цель. Так или иначе, они погибли за правое дело.

– А если бы речь шла о вашей старой няньке, которая пекла пироги с черникой? Что бы вы сказали тогда?

Он не ответил на мой выпад.

– Можно даже сказать, что они погибли за Демократию.

– Не знаю, как перевести это на язык вьетнамцев… – И вдруг я почувствовал страшную усталость. Мне захотелось, чтобы он поскорее ушел и поскорее умер. Тогда я смогу начать жизнь сызнова, – с той самой минуты, когда он в нее вошел.

– Вы, верно, никогда не будете относиться ко мне серьезно! – посетовал Паял с тем мальчишеским задором, который припас, как назло, для этого вечера. – Знаете что? Фуонг пошла в кино, давайте проведем весь вечер вместе. Мне как раз нечего делать. – Казалось, кто-то специально подбирает для него слова, чтобы отнять у меня всякую возможность к отступлению. – Почему нам не сходить в «Шале»? Я там не был с той самой ночи. И кормят никак не хуже, чем во «Вье мулен», и музыка играет.

– Мне вовсе не хочется вспоминать ту ночь.

– Простите, Томас. Я бываю глуп, как пробка. А что вы скажете насчет китайского ресторана в Шолоне?

– Если вы хотите там хорошо поесть, надо заказывать ужин заранее. Уж не боитесь ли вы «Вье мулен», Пайл? Там огорожено проволокой, а на мосту всегда полиция. Вы ведь не станете валять дурака и не поедете через Дакоу?

– Не в этом дело. Мне просто хотелось, чтобы сегодняшний вечер длился подольше.

Он сделал неловкое движение и опрокинул стакан, который упал на пол и разбился.

– Это к счастью, – сказал он машинально. – Извините меня, Томас. – Я стал подбирать осколки и класть их в пепельницу. – Ну так как же, Томас? – Разбитый стакан напомнил мне бутылки в «Павильоне», из которых лилось их содержимое. – Я предупредил Фуонг, что могу с вами куда-нибудь пойти.

Зря он выбрал слово «предупредил». Я поднял с полу последний осколок стекла.

– У меня деловое свидание в «Мажестик», – сказал я, – и я освобожусь не раньше девяти.

– Придется тогда зайти в контору. Но боюсь, как бы меня там не задержали.

Я, ничем не рискуя, мог предоставить ему этот последний шанс.

– А вы не торопитесь, – сказал я. – Если вас задержат, зайдите сюда попозже. Я вернусь в десять. Если вы не поспеете к ужину, я буду ждать вас дома.

– Я позвоню…

– Не стоит. Приходите прямо во «Вье мулен», а не то встретимся здесь. – Пусть решит исход дела тот, в кого я не верил: пусть вмешается, если хочет, подсунет ему телеграмму, поручение посланника… Да разве ты существуешь, если не можешь изменить будущее?

– А теперь ступайте, Пайл. Мне еще надо кое-что сделать.

Я почувствовал странную слабость, прислушиваясь, как удаляются его шаги и стучат по полу лапы его собаки.